Появление троицы Ван Ромпей-Баррозу-Эштон символизировало нежелание руководителей европейских стран делиться реальными полномочиями с руководителями Европейского Союза. Мы ведь прекрасно понимаем, что влияние на ситуацию в Европе и мире Ангелы Меркельили Франсуа Олланда несоизмеримо с влиянием людей, формально представляющих Европейский Союз. И, тем не менее, важность самих европейских должностей этими очевидными фактами не нивелируется – прежде всего потому, что руководители ЕС являются постоянно действующими переговорщиками, осуществляющими процесс консультаций между правительствами европейских стран и – шире – между Европой и остальным миром.
“Первая троица” Европейского Союза, приступившая к исполнению своих полномочий после масштабной реформы ЕС, была подчеркнуто западноевропейской: более того, Лондон в ультимативной форме требовал закрепления за собой должности главы европейской дипломатии, мотивируя это необходимостью балансировки влияния в ЕС. Варшава в своем стремлении назначить на место баронессы Эштон Радослава Сикорского тоже может апеллировать к идее баланса. Сейчас становится совершенно очевидным, что главные вызовы для безопасности ЕС находятся на востоке континента.
Предложенная Швецией и Польшей концепция “Восточного партнерства”, подразумевавшая добрососедские отношения с бывшими советскими республиками при сохранении их традиционных связей с Россией, фактически потерпела поражение из-за кремлевского безумия. И теперь Евросоюз совершенно неожиданно для себя оказался на переднем крае борьбы за Украину, оказался ответственным за будущее и этой страны, и тех бывших советских республик, которые в свою очередь не пожелают мириться с экспансионистскими устремлениями Владимира Путина.
Для европейцев это совершенно новая ситуация, к которой они оказались совершенно не готовы. Придется коренным образом пересматривать отношения со странами Восточной Европы. Придется выстраивать совершенно новую архитектуру отношений с Россией, на наших глазах превращающегося в маргинального и жестокого врага цивилизованного мира.
И, наконец, именно в этом аспекте придется пересматривать отношения с Соединенными Штатами, без поддержки которых Европе не так уж просто противостоять российской агрессии.
Так вот кто это должен делать – англичанин или поляк?
Фото: EPA/UPG
У Лондона на этот счет, конечно же, может быть свое мнение. Но в пользу польских претензий может сыграть биография Радослава Сикорского, который, в общем-то, англичанин не в меньшей степени, чем поляк.
Будущий министр иностранных дел Польши оказался в Великобритании в день введения военного положения в своей родной стране и отказался возвращаться домой. Получив политическое убежище, а затем и британское подданство, Сикорский быстро стал одним из ведущих журналистов-международников Великобритании. Поэтому – скажем так – к фигуре Сикорского в Лондоне может быть больше доверия, чем к любому другому польскому политику, который претендовал бы на место Кэтрин Эштон. Ну и брак с Анной Аппельбаум создал для польского министра специфические возможности в контактах с американской политической и интеллектуальной элитой – и эти возможности не могут быть перечеркнуты никакими распечатками телефонных разговоров.
Поэтому Сикорский – это именно тот кандидат центральной Европы, который может быть воспринят на западе континента – если, конечно, запад вообще готов делиться реальными полномочиями с новыми членами ЕС. Согласие с предложением Туска – это даже не оценка роли Польши и личных качеств ее министра иностранных дел.
Это согласие будет означать, что в европейских столицах поняли, насколько серьезен вызов востока и готовы на этот вызов отвечать.
