Пособие по выживанию в путинской России — The New York Times

Обе стороны понимают, что они обманывают друг друга. Кремль и его наместники симулируют управление, а народ на местах симулирует верность режиму…

В марте Владимир Путин в очередной раз был избран президентом России (фашистское государство, признанное Законом Украины от 20.02.18 страной-агрессором) в рамках церемонии, больше поминающей всенародный опрос, где все остальные кандидаты служили лишь украшением на полях бюллетеней. Годы агрессивных пропагандистских кампаний, внесения изменений в избирательные нормы и устранения конкурентов уже давно подготовили почву для его беспрепятственной победы.

Теперь наступает самый трудный для г-на Путина этап, на котором ему придется разбираться с последствиями тех 18 лет, когда он мог делать все, что хотел. Начало его четвертого срока (пятого, если считать те четыре года, когда Дмитрий Медведев был президентом, а Путин — фактическим регентом) оказалось довольно бурным.

Россия столкнулась с скоординированной, хотя и весьма символической ответной реакцией Запада на химическую атаку, предположительно организованную Москвой на территории Великобритании. Американские санкции против российских олигархов лишили их миллиардов долларов и существенно ослабили рубль. Российская экономика находится в состоянии застоя. А россияне пытаются справиться с шоком после гибели 64 человек, включая 41 ребенка, в пожаре, произошедшем в торговом центре в Кемерово. Состояние шока усугубляется осознанием того, что Россия остается одной из немногих стран в мире, где подобные жуткие и предотвратимые трагедии случаются регулярно. В России уровень смертности в результате пожаров достигает 7 на 100 тысяч человек. В Бразилии этот показатель равен 0,56, а в Китае — 0,6.

Однако есть сфера, в которой прогресс наблюдался в течение всего правления Путина: речь идет о навязывании тех принципов, которые подкрепляют его режим. Многие годы иностранные наблюдатели и россияне спрашивали себя, в какой мере Кремлем движет идеология или хотя бы какая-то последовательная система ценностей. Движет ли им национализм, изоляционизм, ирредентизм или же принципы дзюдо?

Не являясь ни идеологией, ни убеждениями, эти принципы формируют этос, то есть нечто, что вы должны «усвоить», чтобы преуспеть в обществе. Правители России больше не подчиняются какой-либо идеологии. Однако они все же следуют неким базовым правилам работы.

Первое. Трагедия — природного характера или техногенная — делает государство уязвимым. После взрыва, наводнения или пожара враги государства могут попытаться призвать власть к ответственности. То, как чрезвычайная ситуация освещается в новостях, имеет такое же значение, как и то, как власти справляются с ее последствиями. Именно поэтому в начале правления Путина Кремль немедленно отправлял все федеральные телеканалы, находившиеся под его контролем, в места, где происходили катастрофы (трагедия с подлодкой «Курск» в 2000 году и захват московского театра террористами в 2002 году).

Одно из следствий этого принципа — убежденность в том, что вся информация, распространяемая посредством тех каналов, которые государство не контролирует, является вредоносной и финансируемой из-за рубежа. Несколько дней назад российское правительство попыталось заблокировать популярный мессенджер Telegram после того, как его владелец отказался предоставить правоохранительным органам доступ к личным данным своих пользователей.

Второе. Угроза всегда исходит только от внешнего или иностранного источника. Именно поэтому появилось так много законов и норм, регулирующих работу иностранных компаний, неправительственных организаций, получающих финансирование из-за рубежа, деятельность религиозных общин и идеологии, считающиеся «альтернативными». После любой катастрофы или потенциально вредоносного эпизода первое, на что начинают намекать государственные СМИ, — это то, что за данной проблемой могут стоять крупные иностранных интересы. Следовательно, вся та агитационная работа в массах, которая не была санкционирована государством, имеет иностранные корни и финансируется иностранными игроками.

Третье. Чиновник отчитывается только перед своим начальством, а не перед общественностью. Отсюда следует, что к ответственности можно привлечь подчиненного, а его начальника, стоящего на самом верху, все равно будут воспринимать как спасителя, который ни в чем не виноват. Президента Путина нельзя ни в чем винить. К нему можно только обращаться за справедливостью. Из этого также следует, что, с точки зрения г-на Путина, нельзя сопротивляться или свергать правительство, каким бы жестоким и ужасным оно ни было. Именно поэтому Башар Асад остается на своем посту.

Этим трем правилам г-н Путин следовал во внутренней и внешней политике на протяжении большей части своего правления.

Упразднение действующих механизмов подотчетности, позиция «никогда не извиняйся» и искоренение гражданского активизма являются, согласно мнению большинства россиян, реальностью, если не универсальной истиной.

Когда президента Путина называют самым влиятельным или сильным политиком в мире, меня это приводит в замешательство. Те правила, которым следует г-н Путин, чисто практические. Он не теоретик правительства, он — умелый практик. Эти правила представляют собой просто ситуативные механизмы, позволяющие сохранять власть в опасной обстановке. А кремлевские управленцы — это просто умелые водопроводчики, способные справляться с протечками в старой системе труб и отвергающие идею о ее замене.

Могут ли другие страны чему-то у них научиться?

Я бы сказал, что видимые сходства между образом мыслей г-на Трампа и г-на Путина вовсе не означают, что г-н Трамп чему-то научился у российского президента. Когда ваша цель — удержаться во власти, как это происходит в случае с г-ном Трампом, вы самостоятельно вырабатываете некие правила, которые вам помогают. Та мера, в которой г-н Трамп ценит свое нынешнее положение во власти, является уникальной среди западных лидеров. Г-н Путин борется за свое выживание уже много лет, поэтому он успел стать гроссмейстером этого темного искусства.

Но такая игра влечет за собой определенные последствия. У россиян, как и у Кремля, тоже есть свои правила. Они «усваивают» то, что нужно, чтобы добиваться успеха в их системе: они имитируют верность режиму, рассказывают журналистам о том, что они одобряют действия своего президента, ставят галочку напротив нужной фамилии — и все в порядке. Свобода!

Это не похоже на героизм, но герои вообще встречаются крайне редко. Российский народ и российское государство просто сосуществуют, и каждый из них занимается своим делом.

Трагедии и катастрофы — это те моменты, когда государство и народ встречаются. Возникают искры потенциального конфликта, потому что обе стороны понимают, что они обманывают друг друга. Кремль и его наместники симулируют управление, а народ на местах симулирует верность режиму. В России наступил кризис лояльности, если хотите. Дело не в том, что этой лояльности больше нет. Напротив, ее стало слишком много, и вся она — фальшивая. И это подводит нас к моменту истины, когда все внезапно осознают, что россияне воспользуются любой возможностью, чтобы снова поставить свои отношения с государством на ноги.

Но все это быстро испаряется, потому что люди натыкаются на то, ради чего существует Кремль —ради ликвидации островков нормальности. Цена любой попытки призвать президента к ответу становится для народа такой высокой, а пропаганда противоположной точки зрения — такой мощной, что россияне отказываются от этих попыток, чтобы не провоцировать лишние проблемы и жить нормальной жизнью.

Принципы, которые перечислены выше, — это не то, во что люди начинают верить по собственной воле. Их необходимо навязать. И к тому моменту, когда вы понимаете, что вас уже окружает такая система, становится уже слишком поздно, чтобы сопротивляться. Вам придется усвоить кредо Путина или нечто подобное.

Именно поэтому не стоит спешить учиться чему-либо у Путина.

Максим Трудолюбов — главный редактор делового журнала «Ведомости» и редактор блога The Russia File, публикуемого Институтом Кеннана.

The New York Times (США)