Европа разваливается? — Foreign Policy

Вот что можно сказать: центр еще держится. Пока, по крайней мере, Брюссель не сдает своих позиций. В конечном счете нельзя все время говорить так о Европе, в которой столь редко в истории существовал твердый центр. Однако на этот раз соколы, несомненно, могут хорошо слышать сокольничего.

Соколами в данном случае являются две важные и своенравные страны — Соединенное Королевство и Италия. Первая хочет безболезненно покинуть Европейский союз (находясь в бредовом состоянии, как скажут многие), тогда как вторая намерена сломать его правила — и тоже безболезненно. Став командой, Британия и Италия изо дня в день обмениваются кризисными заголовками, тогда как озадаченные брюссельские бюрократы пытаются удержать свои позиции.

На прошлой неделе очередь была за Лондоном, и правительство премьер-министр Терезы Мэй почти взорвалось по поводу ее предложения по Брекситу, которое и консерваторы, и лейбористы отвергли как слишком учитывающее правила Евросоюза. После продолжавшегося пять часов заседания кабинета министров, которому предшествовали два года судорожных переговоров с Брюсселем, четыре влиятельных министра, включая министра по делам Брексита Доминика Рааба, вышли в четверг из состава правительства, а эксперты выразили сомнение в том, что Мэй сможет провести сделку через Парламент или даже будет способна сама лично выжить.

Тем временем своего часа ожидает британский эквивалент американского президента Дональда Трампа (хотя и значительно более эрудированный) — член Парламента Борис Джонсон, ярый националист и сторонник Брексита, который в июле нынешнего года покинул пост министра иностранных дел. В своем письме об отставке он тогда подчеркнул, что Соединенное Королевство «приблизится к статусу колонии» в том случае, если будет одобрен компромиссный план Мэй по Брекситу.

Как и большинство других критиков Мэй, сам Джонсон не предлагает альтернативного плана. Но даже в этом случае, несмотря на данное Мэй в четверг обещание бороться за свою сделку «всеми фибрами души», растут спекуляции по поводу того, что Джонсон может занять ее место. В таком случае скорее всего будет сделан выбор в пользу «жесткого выхода», который может развалить британскую экономику. Фунт стерлингов уже начал падать.

А на юге континента правительство Италии настаивает на увеличении вызывающих дефицит расходов, тогда как Европейская комиссия заявляет, что этого делать нельзя, поскольку подобные действия явно нарушают жесткие правила, установленные Пактом стабильности и роста Евросоюза (Stability and Growth Pact). Представители Еврокомиссии отвергли бюджет Италии, потому что дефицит в нем увеличен до 2,4%, тогда как долг итальянского правительства почти в два раза превышает установленный в еврозоне лимит в 60% (от ВВП). Популистское правительство Италии в своем опубликованном во вторник ответе сообщило о паре незначительных изменений, бросив тем самым вызов Брюсселю и испытывая его готовность ввести штрафные санкции.

Отвечая на прошлой неделе на вопрос о возможном компромиссе, комиссар по экономике Евросоюза Пьер Московиси сказал: «Нет. Мы не ведем переговоров. Мы не ведем дискуссии. Правила есть правила».

Это, конечно же, достаточно хорошая начальная позиция на переговорах (потому что именно таковой она и являлась). Италия, возможно, теперь столкнется с впервые введенными штрафами на основании бюджетного правила, и в результате весь долг Италии будет подвержен риску, еврозона окажется в кризисе, и все это будет происходить в тот момент, когда суверенный долг Италии, если учитывать его объем, находится на четвертом месте в мире.

К счастью, председатель Европейского центрального банка Марио Драги является итальянцем, и в прошлом он доказал наличие у него желания скупать большое количество долгов. По мнению Гарольда Джеймса, профессора истории Принстонского университета и специалиста по Европе, и итальянский, и британский случаи «демонстрируют на самом деле абсолютную невозможность выхода из Евросоюза. А еще они свидетельствуют о том, что произойдет с теми, кто попытается это сделать».

Поэтому возникающие в отдельных национальных государствах вспышки не должны слишком сильно беспокоить внешний мир, за исключением того, что все происходит в период экономического замедления и роста правого популизма, который может еще больше расколоть Евросоюз в политическом отношении. Это особенно верно в случае с Германией, с крупнейшей экономикой в Европе, в которой предыдущий случай оказания финансовой помощи Греции, поддержанный федеральным канцлером Ангелой Меркель, способствовал превращению крайне правой партии «Альтернатива для Германии» в основного политического игрока.

По мнению немецкого комментатора Штефана Рихтера, сегодня в Берлине рассуждают так: «Если Британия и Италия хотят совершить харакири, мы не сможем их остановить».

Еще хуже то, что обновленные правые силы укрепляют влияние, тогда как известные умеренные покидают сцену.

До последнего времени крайне правые имели властные полномочия, в основном, в странах Восточной Европы, в Польше и Венгрии. Но теперь ситуация изменилась — половину правящей коалиции в Италии составляют представители правой «Лиги», выступающие против иммиграции. В отличие от них умеренные сталкиваются с проблемами. Меркель недавно объявила о том, что уходит в отставку с поста лидера своей партии, Мэй находится в весьма сложном положении, а во Франции президент Эмманюэль Макрон, — после избрания в 2017 году он воспринимается как европейский центристский и либеральный противовес Трампу, — стал весьма непопулярным, тогда как его крайне правый соперник Марин Ле Пен, согласно опросам, вновь готова к борьбе на выборах.

Дональду Трампу все это, конечно же, нравится, — и он открыто поощряет происходящие изменения. Макрон, выступая на прошлой неделе в Париже на мероприятии по случаю окончания Первой мировой войны, косвенным образом покритиковал хвастливое заявление Трампа о том, что он является «националистом». Макрон, в частности, сказал, что «национализм является предательством патриотизма», после чего Трамп почти призвал к тому, чтобы правые силы Франции нанесли поражение этому французскому лидеру.

«Проблема в том, что Эмманюэль имеет очень низкий показатель популярности во Франции — 26%, а уровень безработицы составляет почти 10%, — написал Трамп на своей странице в твиттере. — Кстати, ни одна другая страна не является столь националистической, как Франция, — очень гордый народ, и заслуженно!»

Во время своей неудачной президентской кампании в 2017 году Марин Ле Пен назвала избрание Трампа «дополнительным камнем в строительстве нового мира».

Или, может быть, в большой куче обломков. Ближайшие несколько месяцев покажут, какой из вариантов окажется верным.

Майкл Хирш, Foreign Policy (США)